Неточные совпадения
Благовидная молодайка с полными, оттягивавшими ей плечи ведрами прошла в сени. Появились откуда-то еще
бабы молодые,
красивые, средние и старые некрасивые, с детьми и без детей.
— Но все же таки… но как же таки… как же запропастить себя в деревне? Какое же общество может быть между мужичьем? Здесь все-таки на улице попадется навстречу генерал или князь. Захочешь — и сам пройдешь мимо каких-нибудь публичных
красивых зданий, на Неву пойдешь взглянуть, а ведь там, что ни попадется, все это или мужик, или
баба. За что ж себя осудить на невежество на всю жизнь свою?
Слышно было, как переминалась с ноги на ногу застоявшаяся у крыльца лошадь да как в кухне поднималась бабья трескотня: у Домнушки сидела в гостях шинкарка Рачителиха,
красивая и хитрая
баба, потом испитая старуха, надрывавшаяся от кашля, — мать Катри, заводская дурочка Парасковея-Пятница и еще какие-то звонкоголосые заводские бабенки.
Старшая сноха,
красивая толстая
баба, повязанная кумачным платком, высоко подтыкала свой будничный сарафан и, не торопясь, тоже пошла домой, — она по очереди сегодня управлялась в избе.
— Какая, брат, эта Фатеиха умная
баба и собою-то какая
красивая: за неволю этакая убежит от мужа, не станет ему подставлять шеи.
Одетый в шелковую красную рубаху с косым воротом, в самом развратном виде, с стаканом пунша в одной руке, обнимал он другою рукою сидящую у него на коленях
красивую женщину; его полупьяные лакеи, дворовые и крестьянские
бабы пели песни и плясали.
Стадо оленей, необыкновенно
красивых и грациозных, о которых он читал вчера, пробежало мимо него; потом
баба протянула к нему руку с заказным письмом…
— Что же вам нужно? От чего вы помираете? — крикнул опять Квашнин. — Да не орите все разом! Вот ты, молодка, рассказывай, — ткнул он пальцем в рослую и, несмотря на бледность усталого лица,
красивую калужскую
бабу. — Остальные молчи!
А теперь
баба хорошая,
красивая, три года как замуж вышла, и муж другой год как пошел на Украину, так и нет.
Я охватил руками румяные щеки и стал всматриваться в зрачки. Но зрачки были как зрачки. Довольно
красивые, совершенно нормальные. Пульс у
бабы был тоже прелестный. Вообще никаких признаков отравления белладонной у
бабы не замечалось.
— Чего ты, — говорит, — Матвей, стесняешься? Женщину поять — как милостыню подать! Здесь каждой
бабе ласки хочется, а мужья — люди слабые, усталые, что от них возьмёшь? Ты же парень сильный,
красивый, — что тебе стоит
бабу приласкать? Да и сам удовольствие получишь…
Поправее, внизу, по некрасиво спутанному, скошенному полю виднелись яркие одежды вязавших
баб, нагибающихся, размахивающих руками, и спутанное поле очищалось, и
красивые снопы часто расставлялись по нем.
Его слушали с интересом и не без зависти. Редьку все знали — она жила недалеко под горой и недавно только отсидела несколько месяцев за вторую кражу. Это была «бывшая» кормилица, высокая и дородная деревенская
баба, с рябым лицом и очень
красивыми, хотя всегда пьяными глазами.
Пришли с той стороны две
красивые девушки в шляпках, — должно быть, сестры студента. Они стояли поодаль и смотрели на пожар. Растасканные бревна уже не горели, но сильно дымили; студент, работая кишкой, направлял струю то на эти бревна, то на мужиков, то на
баб, таскавших воду.
В третьей комнате чинно беседовали, поглаживая бороды, два почтенных священника, а сама шиловская попадья, старая, высокая, полная, еще
красивая женщина, с властным большим лицом и черными круглыми бровями — настоящая король-баба! — хлопотала около стола, приготовляя закуски.
— Кремень
баба! — говорил о ней торговец, причем в тоне его слышалось благоволение к
красивой смуглянке и уважение к хорошей хозяйке.
Жена Никиты, Марфа, когда-то бывшая
красивая бойкая
баба, хозяйничала дома с подростком малым и двумя девками и не звала Никиту жить домой, во-первых, потому, что уже лет 20 жила с бондарем, мужиком из чужой деревни, который стоял у них в доме; а во-вторых, потому, что, хотя она и помыкала мужем, как хотела, когда он был трезв, она боялась его как огня, когда он напивался.
За две недели до родов Марьи Валериановны приказал Столыгин моряку выслать для выбора двух-трех здоровых,
красивых и недавно родивших
баб с их детьми.
Гришка был такой сильный, горячий,
красивый, а Матрёна — белая, полная, с огоньком в серых глазах, — «ядрёная
баба», — говорили о ней на дворе.
Бабы у мужиков
красивые и сытые и любят наряжаться, и даже в будни ничего не делают, а всё сидят на завалинках и ищут в головах друг у друга.
Баба еще молодая, всего девятнадцать лет, да такая славная, из себя
красивая.
— И
красивая она. Со старухой связаться беда, а с этой — счастье! (Семен сплюнул и помолчал.) Огонь
баба! Огненный огонь! Шея у ней славная, пухлая такая…
Его недавно женили на Варваре, которую взяли из бедной семьи; это
баба молодая,
красивая, здоровая и щеголиха.
Солнце садилось. Нежно и сухо все золотилось кругом. Не было хмурых лиц. Светлая, пьяная радость шла от
красивой работы. И пьянела голова от запаха сена. Оно завоевало все, — сено на укатанной дороге, сено на ветвях берез, сено в волосах мужчин и на платках
баб. Федор Федорович смотрел близорукими глазами и улыбался.
В домах богатых заказчиков ему часто приходится видеть
красивых барышень, но они не обращают на него никакого внимания и только иногда смеются и шепчут друг другу: «Какой у этого сапожника красный нос!» Правда, Марья хорошая, добрая, работящая
баба, но ведь она необразованная, рука у нее тяжелая и бьется больно, а когда приходится говорить при ней о политике или о чем-нибудь умном, то она вмешивается и несет ужасную чепуху.
—
Красивый такой, молодой еще, а сгиб! Ни за грош сгиб! А все, видимо, из-за
бабы, из-за этой самой арестантки, прости Господи! — вставил Флегонт Никитич в рассказ свое соображение.
— Из Питера, — протянула Минкина, — да
красивый. Чай,
бабами страсть избалован, да и зазнобу какую ни на есть, чай, там оставил?..
— А
красивая она
баба, — проговорил первый, — теперь редко такую встретишь.
— Да, вы, и чего трусите,
бабы… А еще мужчина… Стройный,
красивый… Захотите из нее самой щеп наломаете…
Сурмин мысленно признался, что сердце редкой женщины может устоять против обаяния его
красивой наружности, в которой не было ничего женоподобного, как говорила бой-баба. Владислав подумал: «Это должен быть жених ее, не этот же военный молокосос и не этот цыпленок-студент. Ничего, мужчина хоть куда, может понравиться иной женщине».
— Не ведьма, а
баба красивая, задорная.
— Боги! — воскликнула
баба, — виданное ли дело, чтобы человек чужеверец смел бы так дерзко отвергнуть квитовое яблоко, которое подала ему такая
красивая женщина? Отказаться от этого для какого-то учителя, который отнимает у людей лучшие сладости жизни! Это безумие! Ты отмщена будешь страшно, Нефора, и едва только три дня пройдет, как это случится. Будь дома и верь мне, что как я сказала, так и будет.